Продолжаем заметки обозревателя ИД «Комсомольская правда», заведующего лабораторией Высшей школы экономики, координатора Ассоциации плавучих университетов России Александра Милкуса об экспедиции «Арктический плавучий университет — Трансарктика 2019».
Варнек. Ржавые бочки, боевые лебеди и пулемет Эйхманса
– А вот здесь в окне чердака стоял пулемет, — 38-летняя Алена в алом пуховике и в матерчатых легких тапочках протягивает руку вверх. – Это дом, в котором в 30-х годах жил тот самый Эйхман (на самом деле Эйхманс, организатор добычи на Вайгаче руд цветных металлов – А.М.).
– Первый комендант Соловецкого лагеря особого назначения?
– Да… А в 37-м его расстреляли (на самом деле в 1938 — А.М.). А мы живем в его доме…
Остров Вайгач разделяет Печорское и Карское моря. На его оконечности напротив материка стоит поселок Варнек (тридцать домов, человек сорок постоянного населения). Дом Эйхманиса – главная, но не единственная историческая достопримечательность. Вторая – погост на другом конце единственной улицы под названием Морская. Здесь похоронен экипаж летчиков, покорявших Арктику в тридцатых, и капитан теплохода, погибшего тут в 1941-ом.
– Детей не фотографируйте! – распоряжается Алена. Она человек городской, прилетела с четырьмя детьми на каникулы к матери и брату из самого Нарьян-Мара. Летом в Варнеке население удваивается, если не утраивается. Возвращаются дети, которые учатся в интернате в материковом поселке Каратайка («в интернат еще попасть надо, там хорошая дисциплина»). Возвращаются старшеклассники из интерната в Нарьян-Маре. Взрослые, переселившиеся на материк, едут повидаться с родней.
– Тянет сюда, тянет, – говорит Алена. – Посмотрите, как здесь красиво.
Дом Эйхманса стоит на склоне оврага, по которому протекает ручеек, который здесь называют солидно – река. На противоположном склоне выстроился сам поселок. Так что с чердака Алены просматриваются (простреливаются?) остальные дома. За домом небольшое озерцо, а вокруг мягкий ковер неприхотливых арктических трав. Из другого окна открывается вид на бухту, по середине которой сейчас виден голубой борт и белая надстройка нашего «Профессора Молчанова». От него отделяется красная лодка и скоро уже можно разглядеть оранжевые жилеты очередной «десантной» группы.
Лодка идет не в поселок, а уходит за мыс Раздельный к заброшенным шахтам, тем самым, которые копали зеки под присмотром Эйхманса. Одной из студенческих групп нашего Плавучего университета предстоит оценить, насколько разрушены входы под землю и сравнить с исследованиями 2015 года.
Другая лодка высаживает группу, которая отправляется на дальнее озеро. Там, говорят, живут лебеди и даже птенцов вывели. Тоже объект для исследования.
– Лебеди? – переспрашиваю я. – Не холодно ли им тут?
– Лебеди, да. Прилетели. А почему бы и нет?
– Собаки местные порвут…
– Лебеди умеют за себя постоять…
А я с группой социологов, которой руководит Мария Тысячнюк из питерского Независимого центра социологических исследований, расспрашиваем местных жителей о том, как меняется здешний климат, да и вообще про их житье-бытье. Но, похоже, объектом расспросов становимся мы сами.
– У вас на судне есть картошка? А морковка? – спрашивает Алена у старпома «Молчанова» Игоря Плахина. – Я куплю десять килограмм.
– Да ладно – покупать! Подарим, – откликается парень. И по рации просит подготовить на судне передачу в поселок.
– 250 рублей пачка печенья в магазине. Купил макарон, что-то сладкое детям, консервы – и нет двух с половиной тысяч, – рассказывает Алена, пока мы ждем лодку с картошкой. – А фрукты вообще не завозят. Испортятся они пока их сюда привезут.
Вертолет в Варнек прилетает раз в неделю по понедельникам. Привозит гостей и продукты. И тогда открывается магазин. Если магазин открыт – закрыта поселковая баня. И наоборот.
Вертолет приземляется рядом со спортивной площадкой. Двое ворот напротив друг друга установлены на склоне. Поэтому мяч скатывается к краю поля. Нападающие и защитники в болотных резиновых сапогах знают, где его словить.
Вместе с картошкой с «Молчанова» привезли яблоки, сушки и конфеты. Девчонки Алены тут же вцепились зубами в зеленые бока.
– Помыть нужно сначала! – по-городскому прикрикнула на них мама.
По белесым мосткам в три доски от дома Алены можно спуститься к бане. Это единственный в поселке дом, отделанный сайдингом. Внутри стены ровные – гипсокартон. Взрослый платит 160 рублей, за ребенка – в половину меньше. В баню идут гурьбой – бабушки, мамы, детишки. В ней жарко натоплено, приличная парилка.
Молодая мама Светлана выходит из бани с мокрыми волосами.
– Так тепло же! – щурится она сквозь очки.
Здесь ивы не растут…
– Если вертолет не прилетит, сколько вы без подвоза продовольствия продержитесь? – спрашиваю я местных. Те пожимают плечами: да сколько надо. В морозильниках есть запасы оленины (на Вайгаче стадо больше 1000 голов), рыба.
– А вот без соли, сахара и конфет придется тяжело, – соглашается оленевод Сергей Валейский. Он приехал домой на лето. Осенью снова уйдет в тундру, прихватив щенка, пока привязанного на короткий поводок за домом.
Единственный продукт, который производят в Варнеке – это хлеб. Буханка из привозной муки стоит 60 рублей.
На доме Алены прибита пластиковая яркая табличка с названием улицы и номером 1. Современный пластик странно смотрится на старых досках и рубероиде, приколоченном к стенам. Большинство домов в Варнеке 30-х годов. Но есть несколько изб, перевезенных из других поселков. Мне странно – стоило ли разбирать/собирать такие развалюхи. Но другого жилья у людей нет.
Почти все здешние обитатели на вопрос про жизнь отвечали одинаково:
– А что? У нас все есть! Телевизор (на каждом доме проржавевшие тарелки «Триколор ТВ») и интернет.
Этих благ современной цивилизации, на их взгляд, достаточно.
– А еще телефон! – добавляет 45-летний механик Михаил Ледков. – Вот когда зимой засыпает по самую крышу, звонишь соседу: «А тебя засыпало? Нет? Приходи нас откапывать». Так и ходим к друг другу дорогу очищать. Раньше без телефона плохо было…
…На краю поселка поэтому выделяется фельдшерский пункт – в Варнеке он работает весь год. В вымирающих поселках в центральной части России я видел несколько наглухо заколоченных и быстро обветшавших фельдшерских пунктов. А тут он живет… Есть интернет, и даже один раз проводили телеконференцию, чтобы врачи с материка помогли поставить правильный диагноз.
На здании – красные цифры электронных часов, которые показывают температуру и время. И плакат со стихами местного поэта:
… Есть сторонка такая
У озер и у рек,
У далеких увалов,
Где живут пастухи,
Где цветами на скалах
Распустились стихи.
Мы расспрашиваем жителей о том, как изменилась погода на острове. И все тычут в стройные кусты. Еще недавно эта ива - дерево-стланник, чтобы выжить, росло распластанным по земле. Теперь подняла голову и уже вырастает до колена.
– Глобальное потепление! – объясняют мне жители, насмотревшиеся телевизора.
Ушел и не вернулся
Почти в каждой семье в Варнеке есть тот, кто ушел и не вернулся.
– Дочери взрослые, живут в Нарьян-Маре, - рассказывал Сергей Валейский.
– Так вы тут с женой остались?
– Нет жены, я ее потерял.
– Где? Как?
– Ушла на лодке на рыбалку. И больше ее не видели.
Говорил это Сергей спокойно, буднично.
Похожую историю рассказывали во многих домах.
– Сын ушел на рыбалку на другую сторону острова и не вернулся.
– Пошел на материк и пропал.
Суровое место.
Ржавые бочки
В советское время Арктику осваивали жестко и по-бандитски. Вырывали куски чуть ли не с мясом, не очень заботясь, зарастут ли раны. Почти на каждом острове, на материковом побережье я видел брошенную ржавую технику – трактора и машины, баржи и остатки самолетов, рассыпающиеся дома и растекшиеся пятна мазута. Но самое страшное зрелище – штабеля изъеденных бочек. Тысячи, десятки тысяч. Экологи посчитали, что в русской Арктике от Мурманска до Певека скопилось 12 миллионов бочек от горюче-смазочных материалов.
В Варнеке между улицей и обрывистым морским берегом тоже батарея этого неизменного атрибута северного человеческого жилья.
Сейчас постепенно Арктику чистят. Эти авгиевы конюшни без Геракла быстро не освободить. А на масштабную очистку нет ни людей, ни денег.
– Приходило в прошлом году судно. Тысячу бочек забрали, – сидя на бревне с сошедшей корой, превращенном в скамейку, рассказывает глава здешней администрации Владимир Пуляев. – Пришли, сжали бочки, – и он хлопает ладошами, чтобы показать, как бочки сминали, – И забрали. Эх, сколько еще нужно, чтобы все бочки с берега собрать…
Тоска по туристам
Увидев группы ребят в ярких куртках и красных жилетках с надписью «Росгидромет», несколько бойких теток выбежали на местный Арбат. В центре поселка клумба, заросшая желтыми и белыми цветами, в которую навечно впечатан ржавый гусеничный трактор. То ли памятник освоению Севера, то ли просто забытая посредине улицы Морской старая техника.
– Купите тапочки! Есть из оленей шкуры, есть из тюленей! – предлагает бойкая бабенка.
И расстраивается, услышав ответ:
– Ой, а вы что – не туристы?
– Не туристы. Исследователи.
В Варнеке еще помнят золотые времена, когда в 2010-х сюда приходили круизные суда, набитые иностранцами.
– Японцы были. Они – на своем, мы – на своем. Но друг друга понимали! – вспоминает Алена. – У нас деньги были. Доллары!
Прилетали туристы и на вертолетах. В поселке есть даже некое подобие гостиницы – дом-развалюшка, который остался от переехавшего на материк ненца. Говорят, что в этой гостинцы иногда селятся приезжие. Но выпытать, кто это такие, не удалось. Остров – погранзона. И чтобы сюда приехать – нужно специальное разрешение.
– Я с «Арктик-тур» на днях говорил! – докладывает собравшимся вокруг нас местным жителям Владимир Пуляев. – Сейчас на острове есть группа туристов от них. И к нам хотят привозить.
Новость обрадовала народ. Но попыток продать амулет или хотя бы куклу в национальной одежде (то есть завернутую в оленью шкуру) они не оставили.
Язык
В Варнеке, как и во многих поселках, умирает ненецкий язык. Старшее поколение – те, кому за 40, еще говорят иногда дома по-ненецки. Дети язык с трудом понимают, но не говорят.
Особых переживаний по этому поводу у родителей я не встретил. Надо по-русски говорить хорошо! И писать!
Через час после нашего прибытия в Варнек улица Морская опустела. Поселок зажил своей сонно-размеренной жизнью. Сувениры проданы. К бане потянулась женская часть населения (сегодня дамский день). Младшие детишки под музыку из мобильных телефонов: «Я его так любииила…» отправились к ручью за водой. Старшие закатили футбольный матч.
Провожали нас у новой бревенчатой пристани (старую пару лет назад унесло в море вместе со льдом) два пацаненка лет восьми. Они играли с веслами старой, не очень аккуратно латаной моторки.
Они махнули нам рукой и сосредоточенно завозились на берегу, разыскивая что-то среди крупной гальки.
