Трансарктика 2019. Рабочие будни.

 

Продолжаем публиковать заметки обозревателя ИД «Комсомольская правда», заведующего лабораторией Высшей школы экономики, координатора Ассоциации плавучих университетов России Александра Милкуса об экспедиции «Арктический плавучий университет — Трансарктика 2019».

Джеди, робот и все остальные

 

За бортом мутные грязно-зеленые волны сменяются волнами антрацитовыми, мрачно-серыми. Мы выходим в Баренцево море. Научно-исследовательское судно Росгидромета «Профессор Молчанов» двигается от станции до станции. То есть от одной точки, где нужно брать пробы воды и грунта, до другой.

На корме то опускается, то поднимается балка, к которой прикреплен трос лебедки. На глубину уходит то аппарат с игривым названием «Розетта», с ее помощью проводят забор воды на разных глубинах, то тяжелый ковш, то мелкая конусная сетка Джеди. В углу палубы примостился желтый пластиковый робот. Это маленькая подводная лодка с телекамерами, которая может проводить съемку дна. Время от времени приходит и ее черед «мокнуть».

Черпаком и роботом «заведует» парень в модном спасательном жилете – он тонкий, легкий и сам надувается, когда попадает в воду. Больше ни у кого таких жилетов нет. Остальные надевают обычные спассредства с пенопластовыми прямоугольниками, вшитыми в спину и в грудь.

Гидробиолог – Саша Кокорин, руководитель лаборатории Центра морских исследований МГУ им. Ломоносова. На его лекции в кают-компании «Молчанова» собирается вся юная поросль экспедиции. Первые ряды занимают студентки.

Мы стоим на корме судна и в перерыве между «станциями» я расспрашиваю ученого о том, зачем нужно «макать» в воду тяжелый черпак.

— Меня пригласили коллеги из Северного федерального арктического университета поучаствовать в гидробиологической части этой экспедиции, - рассказывает мне Саша. — Мы занимаемся бентосной съемкой.

— Чем?

— Бентос – это все организмы, которые живут на дне. В основном беспозвоночные - черви, двустворчатые моллюски, улитки. Их мы и изучаем.

— Тогда что означает «съемка»?

— Мы работаем дночерпателем. Это ковш, который опускается на дно, там он захлопывается, захватив часть грунта и приносит его нам. Потом мы в лаборатории промываем доставленное и смотри на дне живет. Съемка означает, что мы берем пробы не на одной станции, а на нескольких. Мы, по сути, делали «снимок» дна Белого моря в определенный момент времени. А сейчас продолжаем такие же работы в Баренцевом. 

— Насколько важна эта работа?

— Как-то получилось, что Белое море выпало из сферы изучения специалистов по бентосу на довольно продолжительное время. Было много работ в Баренцевом море. В Печорском. Еще больше в Карском. В Белом море последняя крупная бентосная съемка, захватившая большую часть его акватории, была выполнена в 70-х годах прошлого века.

Поэтому нам очень важно посмотреть, что произошло с донными организмами за эти полвека.

Может показаться, что все эти черви и моллюски не имеют большого значения. Но когда мы приходим в лес, мы почему-то считаем, что нам важно различать два вида зайцев или, например, отличить рысь от койота. И здесь тоже самое. Два вида червей могут отличаться друг от друга не меньше, чем лев от пантеры, а зачастую и гораздо больше.

 

 

Капроновый конус

Пока мы разговаривали, коллеги Саши спускают в воду еще одно исследовательское устройство – капроновую сеть для планктона Джеди. Она похожа на рыболовецкую сеть, но ячейки заметно меньше. Сеть достают из моря, промывают пресной водой. Выловленные частички планктона опускаются в низ конуса. А потом их сливают  в пластиковый контейнер через специальное устройство. Планктон не менее важен для исследователей, чем бентос – им тоже питаются рыбы.

— Какое значения для обычных людей имеют ваши исследования? – спрашиваю я Кокорина.

— Здесь есть несколько ответов. Самый очевидный – все, что касается промысла рыбы. Есть довольно много рыб, которые едят бентос. И, кстати, состояние донных организмов – хороший индикатор того насколько жива и здорова, как себя чувствует экосистема Белого моря.

Проведу аналогию с наземными экосистемами. Если мы видим разлив вокруг нефтяной скважины, установленной на земле, мы понимаем, что нужно срочно принимать меры по спасению природы. В море мы ничего этого не видим. Для того, чтобы понять, как меняется экология в море, нам нужно проводить долгие и требующие высокой квалификации исследования. Это своего рода средовой барьер.

Самое близкое и самое знакомое на Севере Белое море не интересно в плане добычи минерального сырья. Насколько я знаю, здесь нет запасов нефти. Здесь добывают сравнительно немного рыбы, если сравнивать с Баренцевым морем. Оно маленькое. Но при этом сюда приходят воды двух крупных рек, причем одна из них протекает через мощные промышленные районы. Это Северная Двина.

Поэтому так важно смотреть что здесь происходит.

 

 

— Какой результат вы ожидаете?

— Здесь два аспекта: формальный и неформальный.

Если говорить про формальный, то результатом нашей экспедиции должна стать научная статья. Любые результаты только тогда имеют значение для научного сообщества, когда они опубликованы, когда они доступны для всех заинтересованных специалистов.

А второй результат — это сама нынешняя экспедиция Плавучего университета.  Участие в ней специалистов из разных областей, участие студентов из разных университетов, которые нам помогают, интересуются, задают вопросы – это тоже очень важно.  

Студенты кафедры океанологии географического факультета МГУ, из института наук о земле СПбГУ, из САФУ в первые дни экспедиции подошли ко мне, спросили, могут ли участвовать в работе гидробиологического отряда. Это важно.

В наше время ни у кого нет возможности направлять специализированные экспедиции, которые будут исследовать что-то одно. Да и в этом в общем-то не много смысла. Если уж вы фрахтуете судно, экспедиция должна быть комплексной и позволять со всех сторон изучить проблему. Потому что какие-то изменения, которые мы видим в бентосе, обычно объясняются внешними факторами. Да, какие-то крупные циклы могут быть обусловлены, например, только продолжительностью жизни донных организмов. Но в первую очередь мы будем смотреть на внешние факторы – как изменился фон по разным загрязняющим веществам, как изменился гидрологический режим,  температура, соленость. Такие исследования невозможны без участия широкого круга специалистов, которые сейчас есть на «Профессоре Молчанове».

— Кроме исследований на судне дважды в день специалисты читают лекции.

— И они не менее важны потому, что помогают студентам понять, что мы тут делаем. Теоретическая подготовка всегда должна сопутствовать практике.

Эти рассказы ученых особенно важны не студентам, которые слушают лекции по своему профилю, а для «смежников». Например, для океанологов — лекции по метеорологии, для радиохимиков — лекции по гидробиологии. Это позволяет составить целостную картину того, что происходит на борту. Человек должен делать свою работу осознанно.

… Пока мы беседовали, студенты МГУ уже развернули робот и приготовили его к погружению. Саша взял в руки джойстик, как от игровой приставки. Ребята опустили аппарат в волны, и он начал погружаться под воду.

На экране компьютера появилась картинка дна. Серо-зеленый ил, взвесь.

— Тут есть жизнь?

— Конечно! – кивает Саша не отрывая взгляд от экрана. Видео сохраняется и потом его тоже изучат в лаборатории.

— Всплываю! – дает команду Кокорин. Желтая юркая коробка появляется в волнах. Через несколько минут и она на борту «Молчанова».

Ребята сматывают кабель. Через час – новая станция.